Поисково-спасательный отряд «Сальвар»: хроническое добровольчество и героизм со стажем

Что общего у студента, инженера, сантехника и сотрудника ФСБ? В любой момент после тяжёлого (или, если повезёт, лёгкого рабочего дня) они готовы сорваться в самый дремучий лес и искать заблудившегося человека, даже когда его уже не ищут родственники. Они – поисково-спасательный отряд «Сальвар».

Условный Коля и премудрости спасения

Поисковики выстраиваются в цепочку, которая больше напоминает расчёску: каждый человек – зубчик. Сейчас эта «расчёска» начнёт медленно проходить по «волосам» — лесу, в котором потерялся очередной грибник. Сегодня, правда, он условный, а сам лес, по мнению ребят из «Сальвара», больше смахивает на парк – учения отряда проходят в щадящей обстановке. Если не считать холод.

Поисковики выезжают на такие учения 3 раза в год – весной, летом и осенью. Здесь они отрабатывают те навыки, которые помогают им спасать людей.

Сам поиск, по словам координатора отряда Юрия Василевича, начинается ещё в городе – с сообщения родственников, полиции или МЧС о пропаже:

— Мы получаем от них минимальную информацию: из этого складывается понимание, каким методом будем искать. Готовим карты, сделанные специально для поисковиков. Из-за того что количество людей всегда ограничено, мы должны максимально эффективно выбрать способ поиска. Если из разговора с родственниками становится понятно, что человек заблудился и может идти самостоятельно, выбираем «на отклик». Если он уже не может ходить, применяем «сплошной прочёс».

Дальше начинается мозговой штурм: координатор изучает карту и разрабатывает версии. Сейчас условия диктует местность – если в лесу есть река или газовая магистраль, часть поисковиков отправляется вдоль них. Вообще в самих группах может быть от 2 до 5 человек. Так называемые двойки ходят по линейным ориентирам – линиям электропередач, просекам – и работают «на отклик». Группа из 5 человек превращается в ту самую расчёску.

Многое зависит от вводных, информации о потеряшке: если у него есть с собой сигареты, поисковики ищут окурки, если конфеты – фантик может помочь определить нужный квадрат поиска.

— Когда в поиске участвует большое количество людей, это всё похоже на операцию. При случае мы могли бы даже захватить небольшую деревню, — улыбается Юрий.

Вместе с группой идём захватывать лес – тот, который больше смахивает на парк. «Зубчики» расчёски в ярких жилетах (чтобы видеть друг друга в темноте) выстраиваются на расстоянии 8-10 метров. Старший группы контролирует, чтобы они двигались ровно: от этого зависит эффективность поиска. За час таким способом можно пройти около километра.

— Наши навигаторы пишут треки – линии пройденного маршрута, они наносятся на карту, и по ним мы видим качество прочёса – надо ли его переделывать или нет, — объясняет Юрий.

— Ко-о-о-ля-я-я!! – прерывает его рассказ дружный крик.

— Это они сейчас имитируют работу на отклик. В момент, когда кричат, вся группа прекращает какие-либо действия, чтобы услышать голос человека на далёком расстоянии. Доходит до 800 метров. Сплошным прочёсом мы ищем человека, который уже не может ходить и лежит, но это не значит, что он умер или не может говорить. Даже если он охрип и не закричит, то хотя бы постучит по дереву. Не услышали — идём дальше. И так — каждые 100 метров, — поясняет попутчик.

Лес по телефону

Был случай, когда человека вывели из леса по телефону, вспоминает Юрий. Поисковики объясняли ему путь с помощью заметных ориентиров – идти против солнца или по солнцу, так грибник вышел к дороге.

Задаю вопрос, о котором мы не раз спорили с коллегами:

— Если человек заблудился, ему стоит оставаться на месте или самостоятельно пытаться выбраться из леса?

­-  Если он знает, что его будут искать, в идеале лучше оставаться на месте. Часто бывает, что нам сообщают о потеряшке только на третий день, например, пропала женщина из деревни, в которой живут всего 2-3 человека.

Некоторые леса имеют такое внутреннее устройство, в котором вообще сложно потеряться — они все изрезанны дорогами, просеками, старыми линиями электропередачи или железнодорожными ветками. Все эти объекты дают понять, в каком направлении есть жизнь.

Пока человек идёт на своих двоих, у него есть все шансы выжить, но как только он падает на какое-нибудь бревно и калечит ногу, ситуация меняется просто кардинально, и времени на спасение становится гораздо меньше.

Внезапно лес делит светлая полоса, похожая на пешеходную дорожку в парке – разве что без тротуара. Мой собеседник сразу же замечает её:

— Какая просека! Вот по ней можно ориентироваться. Если грибник наткнётся на такую, то вероятнее всего пойдет по этой просеке. Чтобы найти его, мы направляем «двойку», они идут вдоль и кричат, или квадроцикл.

У потеряшки есть определённая логика в поведении, отмечает Юрий. Но практика поисковиков показывает, что эта логика рано или поздно атрофируется. Например, заблудившийся мужчина на третий день вышел на реку, увидел рыбаков, накачивающих лодку, испугался и ушёл обратно в лес.

На границе жизни и смерти

Эмоции, которые вызывает успешный результат поиска, сам Юрий делит на 2 состояния. Одни – яркие и положительные эмоции – это потеряшки, не успевшие перешагнуть за «черту смерти». Например, бабушка пошла в лес утром, а к ночи её уже разыскали.

— А есть ситуация, когда от того, что ты делаешь, напрямую зависит человеческая жизнь. Бабушка лежит в лесу 3 дня или, как у нас было, 5 дней — её уже никто не ищет, родственники начали заниматься вопросами переоформления недвижимости. А Лёша, наш старший группы, благодаря какому-то еле слышному звуку, благодаря своей настойчивости, нашёл её. До машины скорой помощи мы несли её на самодельных носилках, рубили для них деревья – под рукой не оказалось профессиональных. В этой ситуации эмоции кардинально меняются: вывести человека до того, как он достигнет границы жизни и смерти, или на момент, когда он уже перешагнул эту границу и от нас зависит всё.

Успешные поиски влияют на желание заниматься ими дальше.

— Если устали, втыкаем  палку там, где стояли, чтобы не потерять место.  Сами отдыхаем на пеньке, — объясняет в это время цепочке Алексей, тот самый настойчивый старший группы, который обнаружил бабушку.

— Самый дотошный старший группы, который требует от всех, чтобы они были в жилетах, — с уважением и долей «корпоративной» этики в голосе характеризует соратника мой собеседник.

Лес vs каменные джунгли

Среди спасённых «Сальвара» не только многочисленные грибники, но и потерявшиеся в городе.

— Городской поиск – 90% аналитики. Старик вышел за хлебом и пропал. Если у него какое-то психическое заболевание, то у каждого из них своя симптоматика. С помощью психиатра любое заболевание мы можем оценить как порядок действий, которые этот человек будет выполнять. Больной Альцгеймера будет двигаться только по улицам, очень любит ездить в автобусах и троллейбусах, направляется обычно к тем местам, которые он помнит, — рассказывает Юрий.

Но пропадают и здоровые люди. Поиски начинаются с аналитической части: «Сальвар» опрашивает друзей, знакомых, родственников, обзванивает все больницы – с потеряшкой мог случиться несчастный случай или ему могло стать плохо. Дальше начинается отработка версий.

Если человек был женат два раза – назвать его только положительным нельзя, есть зерно авантюризма, считают поисковики. Мужчина ушёл оформлять полис и пропал. Родственники отзывались о нём, как о порядочном семьянине. В результате через несколько дней его нашли его в квартире бывшей любви. Мёртвым.

Заключительный этап – расклейка ориентировок по городу.  Человек может потерять память в следствие микроинсульта и не помнить, как попасть домой. С помощью ориентировок его могут опознать случайные прохожие.

— Не ищем алкоголиков и загулявших – есть целый опросник, благодаря которому выясняем подробности пропажи. Нас пытались использовать коллекторы – чтобы найти должника, но для нас поиск – сложная система, и мы сразу вычисляем такие моменты, — комментирует координатор «Сальвара».

— Что сложнее – поиск в лесу или в каменных джунглях?

— В городе сложнее. В лесу в 98% случаев мы знаем точку входа. Методика поиска человека в лесу очень отличается от городского –  с помощью небольшого количества людей мы можем отработать территорию. В городе границ нет – мы не знаем, куда ушёл человек, в каком направлении. Но в физическом плане такой поиск легче – меньше рисков для отряда.

«Сальвар» тесно сотрудничает с коллегами из других регионов, например москвичами «Лиза Алерт». Сообща отряды ищут людей, пропавших не в родных местах: смолянина, заблудившегося в Московской области, или москвича, транзитом следовавшего через Смоленщину. В числе друзей и минский отряд «Ангел».

А вот с местными ведомствами сотрудничество не ладится.

— В России нет профессиональной организации, которая могла бы заниматься поисками, имела бы соответствующее оборудование и навыки. У нас не получается взаимодействовать с ведомствами даже внутри поиска – они не настолько мотивированны, — объясняет Юрий.

И добавляет, вспомнив фразу: «Герои нужны там, где не хватает профессионалов».

Добровольцы до мозга костей

Работает «Сальвар» бесплатно – за спасение денег не берёт принципиально. Сами поисковики говорят: хорошо выполнять своё дело им помогает мотивация. У каждого она своя. Некоторые приходят, потому что это интересно им в качестве «хобби». Есть те, кто привязан к этому эмоционально – пережил подобное со своими родственниками. Средний возраст отряда приближается к 30 годам – те, кто зацепился и остался, делает это осознанно, а не в поисках драйва.

— Бывают резонансные поиски, когда к нам подключается много людей. На эмоциях все хотят, а когда они спадают, люди видят, что это ежедневная сложная работа. Кто-то «отваливается» сразу, когда попадает на сложный поиск с тяжёлыми физическими нагрузками и понимает, что не справляется. Остаются те, кто знает и верит, что этим нужно заниматься, — говорит Юрий.

Ещё большая мотивация приходит из понимания, что «Сальвар» не подчиняется никакой структуре – добровольцы никому ничего не должны, поэтому о проделанной работе они отчитываются только своей совести.

— Региональные власти предлагали нам зарегистрировать как некоммерческой организации и помочь материально. Но на этом моменте теряется сама идея добровольчества, если мы будем кому-то подчиняться, потеряется смысл движения. Мы добровольцы до мозга костей. (улыбается Юрий) Мы готовы принимать подарки, если они будут выражаться в виде оборудования или необходимых вещей. Деньги не берём – это принципиальная позиция.

Что общего у студента, инженера, сантехника и сотрудника ФСБ? Сегодня, в свой выходной, они ищут в лесу условного пропавшего грибника, чтобы уже завтра также искать реального потеряшку и найти его живым.

Текст и фото: Анастасия Разумная